«Что-то физики в почёте, что-то лирики в загоне», - констатировал поэт в середине прошлого века. Но шумные дискуссии между представителями естественных и «неестественных» наук давно заглохли, и обнаружилось, что сотрудничество приносит больше плодов, чем неконструктивные споры. Использование гуманитариями методов, разработанных «физиками», давно уже никого не удивляет - достаточно вспомнить всё разнообразие применяемых историками методов датирования (биологических, физических, геологических, астрономических), или, скажем, статистический анализ текстов, который помогает филологам установить, кто же был на самом деле автором «Гамлета» или «Тихого Дона». На стыках наук зачастую рождаются очень любопытные «гибриды», и тем более занятна статья, опубликованная недавно в журнале «Nature» [1]. Авторы, Рассел Грей и его аспирант Квентин Аткинсон, эволюционныебиологи, работающие на факультете психологии Оклендского университета, применив современные методы вычислительной математики и прикладной статистики к большому массиву лингвистических данных, сумели получить веское свидетельство в пользу одной из двух конкурирующих гипотез, относящихся к древнейшей историииндоевропейцев.

Новозеландские исследователи опирались на глоттохронологический метод, развитый в 40-50-х годах американцем Моррисом Сводешем. Суть метода довольно проста. Сводеш обратил внимание, что слова, обозначающие некие базовые, значимые для любого человеческого сообщества понятия (можно назвать их «ядром» языка), в процессе языковой эволюции изменяются реже, чем слова «периферийные», не так часто используемые. Причем это относится к любому языку. Еще более интересно, что скорость замены слов, входящих в «ядро», более-менее постоянна для всех языков - это дает возможность перейти от качественных рассуждений к количественным оценкам. В «списки Сводеша» (один из них состоит из 200 слов, второй, 100-словный, является подмножеством первого) входят понятия, относящиеся к родственным связям (мать, жена, муж...), частям тела (голова, ухо, спина...), классам животных (рыба, птица...), рельефу и природным явлениям (гора, озеро, небо...), основным цветам (красный, желтый, белый...), геометрическим соотношениям (короткий, длинный...) и распространенным действиям (держать, плыть...), а также некоторые местоимения (он, я, тот, кто...). Такие слова и заимствуются редко - так, в английском языке, лексический состав которого на 50% восходит к французскому и латыни, лишь 5% списка Сводеша являются заимствованиями из романских языков. Следует подчеркнуть, что закономерное изменение слова в процессе развития языка и даже некоторая эволюция значения не считается «выпадением» из списка. Например, русское прилагательное «жёлтый», литовское «geltonas», исландское «gulr», персидское «zard» и английское «yellow» - все эти слова с общей индоевропейской основой являются, с точки зрения глоттохронологии, идентичными.

Стословный список более устойчив, чем двухсотсловный, - за тысячелетие в них сохраняется в среднем 86% и 81% слов, соответственно. Вероятность замены слова считается не зависящей от времени (как, к примеру, вероятность распада ядра радиоактивного изотопа), а значит, доля сохранившихся слов с течением времени должна убывать экспоненциально. Можно даже определить «период полураспада» языкового «ядра» - для 100- и 200-словного списка он равен соответственно 4.6 и 3.3 тысячи лет. Если предположить, что два языка, имеющие общего предка, после разделения развивались независимо, то количество родственных слов из списка Сводеша в двух языках должно однозначно давать продолжительность их независимого существования. Например, два языка, разделившиеся 4600 лет назад, должны иметь в 100-словном «ядре» 25 совпадений (и по 50 совпадений с общим предком)

В действительности всё оказалось сложнее. Сводеш основывался на исследованиях американских языковых семей. Разнообразие индейских языков велико, но история развития известна довольно плохо, чтобы не сказать больше. Однако когда глоттохронологию попытались применить к языковым семьям Старого Света (индоевропейской, афразийской, сино-тибетской...), развитие которых отслеживается на тысячелетия вглубь времен благодаря наличию точно датированных памятников письменности, тут же появились проблемы. Постулаты глоттохронологической теории о независимом развитии языков после разделения и о равномерном ходе «глотто-хронометра» подверглись обоснованной критике. Даже в родственных языках, как выяснилось, темп эволюции «ядра» может существенно различаться. Это приводит к завышению степени родства медленно эволюционирующих языков. Если после расхождения языки интенсивно взаимодействовали и обменивались заимствованиями (как русский и украинский), то, в принципе, такие заимствования в «ядре» можно учесть и скорректировать время расхождения, но лишь если история этих языков хорошо известна. Увы, так бывает далеко не всегда.

Поэтому многие компаративисты (исследователи, занимающиеся сравнительным языкознанием) перестали рассматривать гроттохронологию как количественный метод, дающий более или менее достоверную абсолютную датировку «бифуркации» двух языков. Впрочем, никто не спорил, что глоттохронологические данные можно использовать для относительно надежной группировки языков по степени родства и для восстановления топологии языкового древа.

Исследователи из Оклендского университета попытались «налить новое вино в старые мехи» и восстановить пошатнувшееся реноме глоттохронологии. По их мнению, глоттохронологический метод все же способен давать достоверные количественные оценки, если рассматривать его как статистическую технику, которую просто по определению бессмысленно применять к единичному объекту. Модифицированный метод был опробован на том же материале, на котором он когда-то споткнулся, - истории индоевропейских языков.

Вот уже пару веков вопрос о месте и времени существования праиндоевропейской языковой общности остается камнем преткновения для историков и лингвистов. Сейчас наиболее доказательными считаются две конкурирующие гипотезы.

Согласно одной из них (ее автор - Мария Гимбутас, американский антрополог литовского происхождения), носителями праиндоевропейского языка были воинственные кочевники, которые в начале бронзового века, 5-6 тысяч лет назад, вторглись в Европу и на Ближний Восток из степей Евразии. Это была первая волна из тех, что впоследствии то и дело выплескивались из «Дикого Поля», сталкиваясь с оседлыми культурами Средиземноморья. Возможно, именно этот народ впервые одомашнил лошадь, и существует предположение, что в исторической памяти пострадавших, впервые увидевших всадника, сохранилось это жуткое впечатление в образе мифологических кентавров (вспомните, в какой ужас приводили индейцев конные конквистадоры). Каким было самоназвание этого этноса, разумеется, неизвестно, однако в их обычае было насыпать курганы над могилами своих вождей, поэтому их условно называют «курганцами» (Kurgan culture). Отметим, что это название не имеет никакого отношения к современному городу Курган, хотя, возможно, памятники этой культуры существуют и в его окрестностях. «Курганцы» и их потомки завоевали почти всю Европу, и остатки доиндоевропейского субстрата (например, баски) сохранились лишь в изолированных горных местностях.

Вторая, более поздняя, но менее распространенная теория (принадлежащая Колину Ренфрю из Кембриджа) относит корни индоевропейского древа еще на три тысячелетия назад. Согласно этой теории, на праиндоевропейском языке говорили оседлые земледельцы, жившие в конце неолита на плоскогорьях Анатолии, местности на востоке современной Турции. Эта культура известна археологам, в частности, по раскопкам поселения Чатал-Гуюк. Рост населения заставлял древних анатолийцев постепенно мигрировать, но их ареал расширялся весьма медленно. Разумеется, к населению, жившему в ту отдаленную эпоху в Анатолии, современные турки, чьи предки вторглись в Малую Азию около тысячелетия назад из всё той же Великой Степи, не имеют (во всяком случае, по языку) ни малейшего отношения -- они не индоевропейцы.

Археологические данные, относящиеся к древним, не знавшим письменности культурам, не могут дать прямого ответа на вопрос, на каких языках говорили представители этих культур. Подтверждением «Курганской» или «Анатолийской» гипотезы было бы датирование первой «развилки» на эволюционном древе индоевропейцев - 6 или 9 тысячелетий назад она возникла. С целью выяснить возраст этого события Грей и Аткинсон выполнили статистический анализ родственных слов в 87 живых и мертвых индоевропейских языках (из примерно 150 известных), пользуясь лексикостатистической базой данных, которую по спискам Сводеша в 60-х годах создала Айсидор Дайен. Кроме того, чтобы надежнее реконструировать раннюю эволюцию, была добавлена отсутствовавшая в базе Дайен информация, относящаяся к трем очень древним мертвым языкам - хеттскому, тохарскому А и тохарскому Б. Авторы применили сложный статистический метод, применяемый в популяционной генетике и позволяющий ослабить предположение о постоянстве темпа изменений в словарном «ядре». Достаточно и того, что «глотто-хронометры» в разных точках языкового древа идут хоть и с разной скоростью, но эта скорость а) различается не на порядки величины; б) изменяется плавно, а не скачкообразно.

Исследователи генерировали методом Монте-Карло миллионы случайных деревьев, не заботясь об их исторической и лингвистической правдоподобности. Однако предполагалось, что скорость эволюции на ветвях дерева хоть и различна и распределена случайным образом, но разброс распределения не слишком велик. Например, даже если забыть всё, что мы знаем об истории народов и языков, вариант, возводящий армянский и исландский языки к недавнему общему предку, оказался бы чрезвычайно неправдоподобным - просто потому, что темп их эволюции пришлось бы принять слишком высоким по сравнению с другими ветвями древа.

Вероятности, с которыми на каждом шаге разыгрывались параметры дерева (длины ветвей, скорости эволюции), определялись относительными частотами их предшествовавших значений. Чтобы исключить взаимную корреляцию, лишь каждое десятитысячное дерево отбиралось в качестве возможной модели реальной эволюции. Получив набор из 10000 таких моделей, исследователи строили распределение возраста первого разветвления для всех деревьев этого набора, отвечающих тем или иным априорным критериям (в частности, критерию совместимости с хорошо установленными эволюционными связями языковых групп).

Рис.1. Распределение возраста первого ветвления на древе индоевропейских языков. Зеленая и голубая вертикальные полосы -- интервалы времени, характерные для «Курганской» и «Анатолийской» гипотез.

Как выяснилось, полученные распределения (см. рисунок 1) уверенно указывают на возраст праиндоевропейского языка в интервале от 8 до 10 тысячелетий (точнее, от 7800 до 9800 лет с медианой распределения на 8700 лет). Именно в это время от общего ствола отделились предки хеттов -- народа, который создал в Малой Азии высокоразвитое государство, на равных соперничавшее с Вавилоном и Египтом. Метод дает вполне устойчивые результаты: независимо от того, насколько строгими выбирались топологические ограничения, отбрасывались ли из первоначального набора данных слова, помеченные в базе Дайен как сомнительные, или брался полный набор, распределение возраста ветвления представляет собой довольно узкий пик, укладывающийся во временные рамки, которые предсказывает «Анатолийская» теория, и совершенно несовместимый с «Курганской» теорией.

Рис.2. Реконструкция развития индоевропейской языковой семьи.

Эволюционное древо индоевропейских языков, восстановленное новозеландскими исследователями по глоттохронологическим данным, показано на рисунке 2. Длины горизонтальных ветвей пропорциональны степени изменения словарного «ядра». Красными цифрами показаны предполагаемые возрасты разделения языков, если отсчитывать их от текущего времени. Интересно, что многие из них группируются возле 5-7 тысячелетий, что может служить указанием на бурные события в истории народов, связанные с «Курганским вторжением», и не противоречит недавно полученным данным, которые указывают на появившуюся в европейском «генном пуле» в конце неолита примесь ближневосточных генов.

Но всё же вопрос остается открытым. Так, некоторые лингвисты не согласны с отнесением хеттского (и других анатолийских языков) к индоевропейской семье. По их мнению, хеттский и праиндоевропейский языки соотносятся не как потомок и предок, а как две ветви, идущие от общего ствола. С этой точки зрения разветвление, датированное в работе Грея и Аткинсона, возможно, является не концом праиндоевропейской языковой общности, а, напротив, началом ее самостоятельного существования. В этом случае обе теории, «Анатолийская» и «Курганская», оказываются вполне совместимыми друг с другом. Различие лежит на терминологическом уровне - если древнее население Анатолии говорило не на праиндоевропейском, а на «пра- праиндоевропейском» языке, то, может быть, и спорить особо не о чем? С другой стороны, даже второе ветвление, соответствующее отделению тохарских языков, согласно реконструкции Грея- Аткинсона, всё еще лежит вне временных рамок «Курганской» гипотезы -- а ведь тохарские, вне всяких сомнений, принадлежат к индоевропейской семье. Так или иначе, работа новозеландцев демонстрирует прекрасный пример того, насколько плодотворным может оказаться «перекрестное опыление» наук гуманитарного и естественного цикла.

1. Russell D. Gray and Quentin D. Atkinson. "Language-tree divergence times support the Anatolian theory of Indo-European origin". Nature 426 (2003) 435 - 439.